Крупный змей.

Служение высокому эгрегору — дело серьёзное и возвышенное; здесь уместен жанр трагедии, но уж никак не комедии и тем более фарса... читатель действительно так думает? Значит, он не сталкивался с искушениями крупного змея, инвольтированного Большим Змеем и способного превратить в хохму всё, что угодно.

— «Так ты, дружок, полагаешь, что занят чем-то серьёзным и важным, общественно или, на худой конец, космически-полезным? А ты бы взглянул на свою копошение Глазами Вечности, а потом рассказал об этом любимой девушке, и она широко распахнет свои прекрасные глаза и не менее прекрасные коленки, ха-ха, и тогда-то ты и увидишь истинную цену своей деятельности ныне, присно и во веки веков» — тут змей, уже не в силах выдерживать патетический тон, теряет отчасти вертикальное состояние и плюхается на землю в виде обычной змеи, колыхаясь от смеха всеми своими изгибами.

Мастер профанации, демагог, циник и садист, змей старается быть добродушным, но когда это не удаётся, нисколько не смущается — ведь он старается для своего хозяина, открывает ему глаза на истинное положение вещей, и если оно иногда колется — что ж, такова правда жизни, и лучше вытерпеть её сейчас, чем жить в розовой иллюзии. Любимая игра змея — передёргивание, т.к. резкое нарушение акцентов, как эмоциональных, так и ментальных. Его задача — сбить человека с трудно достижимого равновесия точки сборки, находящейся в положении видения мира глазами высокого эгрегора, и крупный змей — виртуоз этого искусства. Если не помогают снежки, он опускает снежную лавину.

Начинающий христианин возвращается в самом благостном настроении из церкви после исповеди и причастия. Кто встречает его дома, радостно улыбаясь и раскачиваясь на кончике хвоста, с маленьким золотым крестиком на шее? «Здравствуй, вставший на Путь истинный, — радостно восклицает змей, — а вот и я, твой главный враг, пришёл с тобой бороться! Ну, кто кого?» И змей, обвив человека вокруг ног и рук, заглядывает ему в глаза и начинает искушать.

Главная цель змея — добиться, чтобы человек воспринял его всерьёз, что фактически означает изменение положения точки сборки человека и прерывание связи с высоким эгрегором. Но если маленького змея ещё можно как-то проигнорировать, то с крупным это не удаётся, потому что он действительно разрушает медитации, профанирует энергетические потоки и искажает ментальную картину мира. «Вот ты говоришь, Бог есть, — ёрничает змей, и от одного его вида человеку уже настолько тошно, что вся его вера съёживается и уходит так далеко, что и не поймёшь, есть она или нет, — а как же он меня, гада, до сих пор терпит, и мою злокозненность не истребляет? Что же получается, я Его сильнее?» Подобная мысль для духовного прозелита нестерпима, и он обращается в полное уныние и отчаяние, и даже следы бывшей благостности, приходившей после посещения церкви, куда-то бесследно исчезают.

Если человек не имеет достаточно терпения, веры в своё дело и чувство долга перед высоким эгрегором, который только и может сократить размер крупного змея (сам человек этого сделать не в силах), то он вступает в сражение со змеем и бывает им постепенно съеден. Как всегда, в этом случае возможны два варианта: либо человек теряет свою волю и становится служителем Большого Змея, но остаётся в рамках социума, либо практически полностью теряет свою энергию и превращается в тихого циника, который «знает всему цену», но основной его удел — апатия, поскольку все его энергетические каналы отобраны Большим Змеем и переданы фокерме. Наоборот, служитель Большого Змея это крупный и энергичный циник и профанатор, умеющий сдвигать окружающим точку сборки так, что они действительно теряют почву под ногами, т.е. связь со своими ведущими эгрегорами, особенно (относительно) высокими, и вся их жизнь и деятельность получает профанированный смысл. До известной степени триумфом Большого Змея было распространение вульгарного фрейдизма, сводящего все движущие силы и проблемы человека к сексуальным, при недостаточной разработке самим Фрейдом концепции сублимации; и введение в конце его жизни дополнительного фундаментального инстинкта смерти (в нашей терминологии — фигуры серого) не смогло вывести фрейдизм из-под власти Гагтунгра — читатель, конечно, понимает, почему.